Читать книгу - "Люди огня - Кэтлин О`Нил Гир"

Перерезав последние лохмотья кожи, он взял правой рукой кусочек своей плоти с окровавленного камня и поднял его к небу, не обращая внимания на боль:

— Я приношу в жертву часть моего тела! Я поклоняюсь тебе моей плотью! Возьми в обмен, что хочешь, но дай мне Волчью Котомку!

Он изо всех сил швырнул вверх отрезанный кусочек пальца, потерявшийся из виду в ослепительных лучах солнца.

На мгновение он пошатнулся, в глазах у него помутилось. Лучи солнца, пронизывая выступившие слезы, превращались в маленькие радуги. На какой-то миг ему показалось, что возникший образ похож на мужчину, светящегося мужчину, смотревшего на него с высоты и обдумывавшего его слова. Кровавый Медведь закрыл глаза: образ Человека Солнца светился и в темноте под плотно сжатыми веками Слезы текли ручьями по щекам Кровавого Медведя; он открыл глаза и не увидел ничего, кроме беспощадно сверкавшего солнца.

Легкое дуновение ветерка высушило следы слез на его щеках. В полуденном воздухе раздалось стрекотание кузнечика. Какая-то птица запела в шалфее почти что у него под ногами.

Услышал ли его Мир Духа? Изменилось ли что-нибудь наконец после долгих лет, которые казались одной непрерывной насмешкой над ним? Он услышал слабый звук: это кровь капала на его мокасины. Опустив глаза, он тупо уставился на пульсирующий болью палец.

Неужели действительно что-то изменилось? Или же это лишь так показалось ему?

Сколько он ни искал потом вокруг, найти отрезанный кусочек пальца ему не удалось.

Боль… боль… боль…

Таким несчастным и оскорбленным Два Дыма не чувствовал себя с того далекого, далекого дня. Восемь долгих лет прошли с тех пор, как он и Чистая Вода бежали от Кровавого Медведя и Племени Красной Руки. А теперь его душа съежилась, будто ее жег огонь.

В другом углу вигвама спал Маленький Танцор. С его губ время от времени срывались неясные звуки, вызванные беспокойными снами. Да, у него было знание. Родившись под Волчьей Котомкой, Маленький Танцор понимал, как ужасно то, что произошло. Сила его матери жила в нем — явно и настойчиво, непрерывно требуя выхода.

— А я ведь дал обет Волчьей Котомке, — прошептал Два Дыма.

Он почтительно поглаживал священную котомку, мучительно переживая оскорбление, которое было нанесено святыне, порученной его заботам, страшась возмездия, которое — он в этом не сомневался — уже приближалось. Он чувствовал его тяжкий шаг, наполнявший тяжелым ужасом неподвижный воздух, будто надвигающаяся буря.

А ведь он в ответе за это! Он устало прикрыл глаза, вспомнив, как Танцующая Олениха швырнула своего младенца на острые камни горной террасы. Один ребенок спасен, один ребенок отнят. Но конец ли это? Не потребует ли оскорбленная Волчья Котомка еще чего-нибудь в удовлетворение за нанесенную обиду? Какого-нибудь ужасного возмездия за его неспособность защитить ее?

Прошлый раз его нога была искалечена, а Чистая Вода лишилась жизни — все из-за его никчемности и неумения!

Он принялся вспоминать этот день, минувший восемь лет тому назад, возобновляя горе в груди…

Бердаче да Женщина Духа — где уж им вдвоем было приниматься за устройство западни! Только опытные охотники понимали бизонов, разбирались в их повадках. Небольшое стадо заметила Чистая Вода. Ему пришло в голову загнать зверей между отвесных берегов узкого каньона.

Гнать их было легко — совсем как в охотничьих байках. Они постепенно подходили все ближе к животным, а бизоны неторопливо отходили на расстояние, превышавшее бросок копья. Но вот наконец крутые стены каньона начали зажимать стадо с обеих сторон.

— Давай! — закричала Чистая Вода. — Гони их! Пугай!

И он побежал к большим животным, преодолевая страх, который внушали ему их длинные черные рога, блестевшие на солнце. Впрочем, бизоны казались миролюбивыми и почти глупыми. Они с мычанием разворачивались и отступали. Те, кого прижимали к стене, сердито толкали рогами соседних. Крупные мухи взлетали со шкур и кружились в наполнившемся пылью воздухе.

Корова-вожачиха обернулась и пошла на Два Дыма, наклонив голову. В страхе он отскочил в сторону. Увидев, что он отступил, та со страшной скоростью рванулась вперед, выводя стадо на свободный простор.

Он открыл глаза и печально взглянул на Маленького Танцора. Его рука оторвалась было от запачканной Волчьей Котомки, как будто он хотел дотронуться до мальчика.

Его неумение и неопытность стали причиной смерти единственной женщины, которую он любил.

Два Дыма вспомнил, как он лежал на земле, корчась от страшной боли. Он попытался сглотнуть, но вспухший сухой язык плохо слушался. Чтобы хоть как-то перетерпеть жгучее пламя боли, терзавшее его ногу, он крепко закрыл глаза. Несмотря на сильную жажду, крупные капли горячего соленого пота скатывались по его лицу. Мыча от боли, он еще раз попробовал сдвинуться с места, скребя пальцами по серой грязи, покрывавшей дно каньона. Но малейшая перемена положения тут же пронзала его искалеченную ногу тысячью огненных копий. Крик вырвался из его горла, будто живое существо, а его тело распласталось на земле. Легкие расширились, стараясь захватить побольше воздуха. Сильный запах земли щекотал его ноздри. Мокрая от пота щека опустилась на иссушенную почву, ища покоя.

«Младенец. Ты должен вернуться за младенцем!»

Ощутив шероховатость под руками, Два Дыма уставился на камешки, рассыпанные по дну каньона. Они были растоптаны на кусочки — измолоты, будто жерновами, копытами обезумевших бизонов.

— Это я во всем виноват, — простонал он. — Что я понимаю в охоте на бизонов?

«А без меня ребенок умрет… безо всякой помощи… от голода… Может, сначала придет койот, засунет свою длинную морду в сверток, оскалит зубы… Нет, не надо так думать. Я доберусь до него. Я обязан это сделать. У него теперь нет никого, кроме меня».

«…Никого, кроме меня… » Он тогда и подумать не осмеливался о том, чтобы отправиться на поиски тела Чистой Воды. И без того ужас переполнял его душу. Сжав зубы, он собрал все свои силы и подтянулся на руках. Его едва не вырвало, когда он сдвинулся с места, волоча за собой изуродованную ногу.

Голова кружилась, легкие трудились вовсю, доставляя воздух бешено колотившемуся сердцу.

— Моя вина.

Мысленно он вновь пережил эти последние мгновения перед катастрофой: страшный миг, когда бизоны понеслись по ним, бешено вращая налившимися кровью глазами, роняя серебристые струйки слюны с уголков губ… Он даже не услышал — почувствовал, как тяжелые копыта цепляются за землю, бьют по ней, чтобы держаться прочнее. Солнце сверкало на звонких черных рогах. Он вспоминал все с такой ясностью, будто снова вернулся в тот давно минувший день. Ему казалось, что он чувствует запах пыли, клубившейся вокруг коричневого меха бизонов…

И на смертном одре в его ушах все будет звучать вопль Чистой Воды. Он так и вознесется к Вышнему Мудрецу, вспоминая, как она попыталась остановить порыв стада, размахивая своим платьем, чтобы испугать разгонявшихся животных, как заметила — слишком поздно! — опасность, как повернулась и побежала прочь…